Отец говорил мне

В 1995 году я похоронил отца. Это было даже немного весело. Он лежал в гробу. Люди, которые его знали, любили, ненавидели или просто хотели выпить, подходили к гробу и целовали. В лоб или в губы. Больше всего страдала по папочке сестра. Она примкнула к его губам и упала в обморок. Я ждал своей очереди. Ждал и думал: а мне это надо?

- Эдик! Пожарь, падла, яичницу.
- Два яйца или три?
- Сам знаешь.
Я иду жарить ему три яйца. Естественно, не на подсолнечном масле, а на «живом».
- Когда, урод, мама придет?
- Еще полчаса, папа.
- А чем это здесь воняет?
- Рыбой?
- Догадливый, сука! Вынеси мусор и жди маму на улице.
- Мне было тогда четыре года, и так складывались мои отношения с отцом. У кого-то, может, было по-другому. А я жил так.

Дед моего отца был всего-навсего батраком – у богатого чучела, на которое он работал триста шестьдесят пять дней в году. Но чучело не ведало, что батрак был кубанским казаком, к тому же влюбленным в дочку хозяина. Когда пришла Советская власть, прадед просто поджег ненавистную усадьбу, закрыв предварительно будущего тестя в подвале, и взял Катеньку в жены.
Папа моего отца сделал карьеру. Из простого рабочего он стал ревизором Ростовской области, заимел двухэтажный особняк, сад, огород и гигантское поле, на котором по осени студенты собирали для него картошку. Дед картошку продавал и выстроил для себя еще два дома.
У деда было трое сыновей и одна дочка. Больше всего он любил «средненького», Валеру, моего отца. Почуяв после смерти Хрущева что-то неладное, он ему даже подыскал невесту из «дворянской семьи» - мою маму.

Однажды – мне было тогда пять лет – мама справляла праздник. У них с работы кто-то рожал, все на радостях и перепились. В общем, пришла она поздно – около десяти часов. И отец с места в карьер начал ее бить. А за день до этого он подарил мне маленький ножичек. И вот я достал подарок, подошел к нему сзади и воткнул в спину. Отец развернулся, вынул ножик и спросил:
- Зачем ты это сделал?
- За маму.
- Ты ее любишь, что ли?
- Да.
- А меня?
- Нет.
Папа взял меня на руки и попытался выкинуть в окно. После этого я начал заикаться.

Как-то мы с Игорем поймали голубя. Игорь был садистом, а я, похоже, ему не уступал. Голубю было страшно. Мы засунули бедную птицу в сигаретный блок и обвязали ниткой. Адольф – так мы назвали крылатого – в нас верил, смотрел подозрительно, но думал, что ничего плохого с ним не сделают. Он ошибался. Мы взяли и подожгли блок… Голубь не погиб – у него обгорел хвост.
- Круто, - сказал Игорь. – Нам учительница по биологии говорила, что без хвоста птицы не летают.
- Мы поднялись на крышу и решили проверить слова педагога. Голубь лететь не захотел и разбился. Удивленный, я прибежал домой и рассказал об этом папе:
- Знаешь, папа, голуби без хвоста не летают.
И получил в морду. Поэтому у меня сломан нос.
Любил папа зверушек…

Зимой мы играли в хоккей. У меня, как и у многих, не было денег на нормальную клюшку. Мы собирали выброшенные елки, с помощью веревки делали крюк, и получалась клешка. Клешка – это не клюшка, она очень сильно «стреляла», шайбу могла послать с крутой скоростью на пару сотен метров. Вот этой клешкой я и зарядил одному парню в лоб. Случайно, конечно. Его с сотрясением мозга увезли в больницу, и после операции он стал инвалидом – хирург, видимо, перепил или наоборот, недобрал дозу. На следующий день во дворе меня нашел его папа и взял за шиворот:
- Пошли к отцу.
Мне было восемь лет, и я не мог не подчиниться. Они долго о чем-то беседовали. А затем отец сказал:
- Эдуард, закрой за Сергей Иванычем дверь.
Я закрыл.
- Ты играл в хоккей?
- Ну, играл.
- Ты попал в пацана?
- Попал.
- Что было дальше?
- Мы дрались.
- И ты его ударил?
- Да.
- Чем?
- Клешкой.
- Подойди ближе.
Я испугался, думал отец меня стукнет. Вообще-то, он меня и раньше бил. Но сейчас стало страшно: треснет так, что не встану. Отец потушил сигарету, поднялся с постели. Притянул к себе:
- Ты молодец!
А потом спросил:
- Этот парень тебя обижал?
- Да, обижал.
- Так почему же раньше ты мне этого не говорил?
- Боялся.
- Его?
- Тебя.
- Я тебя тоже обижаю. Ты молчишь. Но сломать ты меня сможешь только лет через двадцать. Согласен?
Я не ответил. Он меня отпустил:
- Потом поговорим.
«Лет через двадцать, - подумал я. – Или раньше».

- Твою дуру действительно звать Елена Семеновна? – спросил однажды отец.
- Ты про директора школы?
- Да! Она мне сказала, что ты кого-то прямо в школе поимел.
- ?!
- Так поимел или нет?
- Да. Ты хочешь мне руку пожать?
- Пожму.
Он подошел, протянул руку и сказал:
- Ты крут, парень.
И добавил еще раз:
- ты действительно крут, парень. Ты трахнул ее.
А потом прочел хук справа. И сказал:
- Это за то, что она трахнула тебя.

Окончив школу, я поступил в институт, жил в общаге и наведывался домой не чаще раза в месяц. Начал курить. Женился. Развелся. И приехал обратно.
- Где ж ты умудрился скопить на машину? – спросил отец. – Я за всю жизнь не смог. Воровал?
После этого мы подрались.
Утром, после ночного дежурства, ко мне на работу заскочила мама:
- Одолжи-ка ключи, домой попасть не могу – никто не открывает.
Никто и не мог открыть. Папа всего-навсего умер.

На похоронах, дождавшись своей очереди, целовать отца ни в лоб, ни в губы я не стал. И водки «за помин души» мне тоже не хватило. Тогда я подошел к могиле, поднял оставленную там стопку и отпил половину. Сказал:
- Думаю, ты не обидишься, папа.
Гости, недоуменно переглянувшись, промолчали. Мама подошла, отвесила мне пощечину и вынесла вердикт:
- Недоумок!
Поминки прошли, что называется, по-настоящему. Мамина подруга, сорокалетняя тетка, «дала» мне из жалости. А старший брат отца, занимавший какую-то неслабую должность в питерской администрации и прилетевший к нам на военном самолете, нажрался и пошел провожать другую подругу мамы. Секса у них не случилось по той простой причине, что дядька забыл в столовой ботинки, а идти в гости в грязных носках посчитал неприличным. Джентльмен, тоже мне!
После поминок я собрал дома сумку: бутерброды, сок, два «литровика».
- Куда это ты намылился? – спросил дед.
- К друзьям.
- У тебя отец умер – мой сын, а ты к алкашам?!
- Эти алкаши его закапывали. Эти алкаши не пришли на поминки, чтобы не видеть настоящих пьяниц. Эти алкаши по-настоящему уважали моего отца. В отличие от некоторых.
Дед тут же кинулся в драку. Господи, до чего же мне надоела родня! Похожи, как оловянные солдатики в одной коробке…
Выходя из квартиры, я встретил поднимающегося по площадке родственника:
- Дядя Саша, где ж вы были?
- Пр-р… Вм… Дерьмо!
- Что-что?
- Вместо чая утром рано выпил водки два стакана. Вот такой рассеянный с улицы Бассейной… - пробормотал мужик, отодвинул меня в сторону и ввалился в квартиру.
- Что, вонючки, не ждали? – заорал он. – А я прише-е-ел… Водка где?

Чем все закончилось? Я снова женился, не прошло и года. Дед на это обиделся – не звонит и не пишет. Прислал только однажды телеграмму: «Считаю тебя ответственным за гибель отца». Так и накарябал – «за гибель».
А недавно после очередного праздника, качаясь возле дверей, я заявил жене:
- Вместо чая утром рано выпил водки два стакана. Вот такой рассеянный с улицы Бассейной…

Эдуард Марев