Помните начало 90-х?

Помните начало 90-х? Кошмарное время. Павловские "реформы" еще не
забылись, власть еще не появилась, милиция уже поняла, что жить разбоем
гораздо выгоднее, а воры поняли что пришел их звездный час. Бывшие
партийцы и комсомольцы наворвали заводов и нефтяных полей, просто ворье
наворовало того что плохо лежит, а просто вороватые граждане начали
грабить других граждан. Помните?

Потом, выбившееся в "приличные люди" ностальгирующее ворье начало
заказывать про это время фильмы с участием неплохих актеров, которые,
отрабатывая деньги, изо всех сил тужились показать как тяжела жизнь
криминальных авторитетов. Ну совсем замучила их хандра, ничего не
хочется, жизнь не мила, да еще совесть, чтоб ей пусто было! Замочит
такой бедолага пару-тройку невинных граждан и целую ночь уснуть не

может, отчего наутро голова долит и жажда мучает. Думаете легко? Сами
попробуйте!
Даже Александра Абдулова совратили на такое. Сначала, видимо, деньгами,
а потом уж сам во вкус вошел. Говорят, что тогда-то они Олегом Янковским
и разошлись во взглядах на жизнь. Олег Иванович этой мерзостью
позориться не пожелал.
А Абдулов -- тот ничего. Играет себе авторитетов. И в шоколаде. В одном
сериале (не знаю названия, посмотрела только один эпизод, да и плюнула)
играл мафиозо, начинавшего карьеру с карманных краж. И как обычно --
денег куры не клюют, огромный дом, холуи на цирлах, шлюхи в постели, а
жизнь не мила. Мечется человек, места себе не находит. И чтобы успокоить
нервы, сел в трамвай (охрана рядом в машине едет) да и вспомнил старое
-- мастерским жестом выбил у мужика бумажник из кармана, тот и не
заметил ничего. Поднял, подал мужику, "не Вы ли обронили?", мужик рад и
благодарен. Мафиозо -- вон из трамвая, сел в машину, смотрит на свои
руки и приговаривает: "Помнят пальчики-то!" И такая благость на лице
его, что на слезу прошибает. Тьфу! Гадость какая! И я должна умилиться и
посочувствовать этой уголовной роже? Да ни в жизнь! Я тут же вспоминаю
то что видела своими глазами -- как рыдает старушка посреди толпы,
равнодушно идущей мимо по своим делам. "Украли! Украли пенсию!" И
краснорожего мента, отвернувшегося к ларькам со всякой дребеденью, чтоб
не встрять в разбирательство, а потом и вовсе уходящего прочь по более
важным делам.

Но то кино, а в жизни по разному бывает. Не каждый карманник стал в
последствии богатым и несчастным. Некоторым и вовсе не повезло
по-крупному.
Еду как-то в трамвае, народу много. И вдруг, какое-то шевеление,
какая-то борьба на соседней площадке, женские ахи, и мужской голос: "Что
ж ты делаешь, сука?!". Народ как-то раздался, и образовалась сцена,
посреди которой женщина с кожаной сумкой на плече, изумленно
рассматривающая разрез на ней, наглый молодой парень с гнусной ухмылкой
на лице и держащий его за руку мужик лет под пятьдесят. Мужик невысок,
но плотен и мускулист. С первого взгляда в мужике угадывается военный,
либо бывший военный, причем не штабная крыса, а боевой офицер. Он
смотрит на парня и повторяет:
- Что ж ты делаешь?
Тот улыбается еще гнуснее и отвечает:
- Не докажешь!
- Чего я не докажу? Ты же вор! Я же собственными глазами видел! И за
руку схватил!
- Ну и что? Все равно не докажешь. -- И разводит пустыми руками. Бритва,
понятно, уже давно на пол брошена. Уверена, не у одной меня сразу
возникло ощущение чего-то знакомого. Потом сообразила -- "Место встречи
изменить нельзя", где Жеглов также изловил карманника.
Но мужик продожает спрашивать:
- Чего я не докажу? Кому?
- В милиции ничего не докажешь!
- Кхм. -- Мужик кашляет в некотором недоумении, пристально смотрит на
парня и спрашивает голосом, от которого мне тут же захотелось в туалет:

- А ты что, сынок, надеешься попасть в милицию? -- Взгляд его становится
очень жестким.
После короткой паузы он добавляет:
- Напрасно. Пойдем-ка.
И начинает продвигаться к двери. Трамвай уже с минуту стоит у остановки
и не едет. Парень резко меняется в лице и пробует упираться. Но разница
в силе велика, мужик легко преодолевает сопротивлеие и подтаскивает его
к двери. На ступеньках парень делает отчаянное усилие остаться в вагоне,
хватается за поручень и по-бабьи взвизгивает. Мужик неторопливо
поворачивается, сжимает руку парня так, что у того от боли кривится
лицо, и медленно, но неотвратимо выдирает его наружу. На скулах его
ритмично ходят желваки. Парень, уже не стесняясь, голосит от страха. От
этой сцены мне становится тошно. Да и не одной мне. Ладно мы, бабы. На
лицах мужиков такое же выражение, им хочется оказаться где-нибудь в
другом месте. Трамвай закрывает двери и уезжает.

Каждый раз как вспоминаю -- мурашки по спине. Каждый раз думаю, а что
стало с этим парнем? Но потом неизменно вспоминаю ту старушку и
ожесточаюсь. Надеюсь только, что не стал тот мужик брать грех на душу.