Лукоморье

Ноябрь в сердце, как гнилая крыса.
А за окном с беззубым чёрным ртом,
Дождю подставив бледный череп лысый,
Всё ходит призрак Агнии Барто

Вкруг клумбы по асфальтовой дорожке,
Изломанной корнями тополей.
Худые в варикозных венах ножки
Торчат из старых стоптанных туфлей.

По сторонам снуют тревожно тени
Безлапых мишек и плаксивых Тань,
Бычков и прелых зайцев привиденья,
Бессмысленная плюшевая рвань.

Она идёт туда, где тень упала
На старый покосившийся забор,
Туда, где был, ни много и ни мало,
Сегодня обозначен Общий сбор.

Там в глубине двора за гаражами,
Где эхом отдаётся каждый шаг,
Сидит в истлевшей байковой пижаме
И тюбетейке призрачный Маршак.

Весь бледный, словно вылеплен из воска,
Призывом неосознанным влеком,
Как Командор, появится Чуковский
В растянутых фланелевых трико.

И поползут на свет, брызжа слюнями,
Из норок и укромных уголков
Мошковская, Гужель, Квитко, Тюняев
И, к ним примкнувший, старший Михалков.

Они сойдутся в мрачном хороводе
Под рёв волынок и свирелей стон.
Исполнить что-то, в некотором роде,
Похожее на медленный чарльстон.

На огонёк костра заглянут гости:
Сергей Никитин – песенник и бард,
С ним Юнна Мориц и Григорий Остер,
Ю. Энтин и Успенский Эдуард.

В котёл огромный кинут Айболита
И Дяди Стёпы сочные куски,
Резиновый от куклы Зины клитор,
Потрескавшийся, с запахом трески.

Покрошат мелко Крокодила Гену
И агниибартовского Бычка.
Шумовкой аккуратно снимут пену.
Добавят соли, перца, чесночка.

Дадут остыть и вывалят на блюдо –
Из холодца, густого, словно воск,
Излепят хуй большой, которым будут
Ебать во снах некрепкий детский мозг.

Укроет снег останки листьев бурых.
Снимая снов зловещий урожай,
Поэтов детских бледные фигуры,
В безумном танце медленно кружат.

(с) Саша Штирлиц