- Издрастуйте, - сказал первый моряк.
- Здаравее видали, - сказал Ахмади-нежыд. – Да вы присаживайтесь. Скора за вами пепелац прелетит, падаждем, папиздим за жызнь.
- Ничево если мы стоя? – вежливо спросил шестой моряг.
- А в нагах-то нихуя правды нед, - нахмурелся Иранскей падишах. - Таг гаварит мой северный друк Вова.
- Нет, уважаемый наместнег прарока, чиста из уважения к вашиму сиятельству.
- Какой я радый вас видеть, - скозал второй маряг, чуствуя, что расгавор принимает нехароший аттеног. - Хачу сильно паблагадарить вас и весь очень ахуительный иранский нарот. Потому что вы нам не атрезали головы и дажи атпустиле домой. Ну а яйцы… да хуй с ними.
- И даже не очень больно ибали, - быстра дабавил третий маряк.
- Ну как не больна, - сказал седьмой бретанский аккупант, и непроивольна потрогал жоппу, - немношко все-таки... некамфортно ибали.
- Больфое фам шпашибо! – перибила ево питнаццатая марячка и выплюнуло паследний передний зуп.
- Хуйня, абращайтесь, - пожал плечами Махмут. – Блеру превед, кстате. И напомните иму, что вас, ниибацца великих гироев, асвободили в честь днюхи светлейшево исламсково Мохемеда.
- Мы ето ценим шопездецц! – хорам пракричале заложнике. - И дажи абязуемсо не пришевать обратна крайнюю плодь, даже есле ее для нас вырастяд из ствалавых клетог.
- Я тофы абиффяю, - сказала английское пелотко.
- Ну, ладно. Аллах, ясен хуй, окбар, - скозал Ахмади-нежыд на прощание и встал. – Уебувайте, что ле.
Заложнике гузьком пошли к летнаму полю.
- Да, чуть не зобыл - акрикнул их эфенди Махмут и онглечане замерли, мгновенна схватившесь за жоппы. – Я нодеюсь панятна… ничево личнава.
© creomania.com
- Здаравее видали, - сказал Ахмади-нежыд. – Да вы присаживайтесь. Скора за вами пепелац прелетит, падаждем, папиздим за жызнь.
- Ничево если мы стоя? – вежливо спросил шестой моряг.
- А в нагах-то нихуя правды нед, - нахмурелся Иранскей падишах. - Таг гаварит мой северный друк Вова.
- Нет, уважаемый наместнег прарока, чиста из уважения к вашиму сиятельству.
- Какой я радый вас видеть, - скозал второй маряг, чуствуя, что расгавор принимает нехароший аттеног. - Хачу сильно паблагадарить вас и весь очень ахуительный иранский нарот. Потому что вы нам не атрезали головы и дажи атпустиле домой. Ну а яйцы… да хуй с ними.
- И даже не очень больно ибали, - быстра дабавил третий маряк.
- Ну как не больна, - сказал седьмой бретанский аккупант, и непроивольна потрогал жоппу, - немношко все-таки... некамфортно ибали.
- Больфое фам шпашибо! – перибила ево питнаццатая марячка и выплюнуло паследний передний зуп.
- Хуйня, абращайтесь, - пожал плечами Махмут. – Блеру превед, кстате. И напомните иму, что вас, ниибацца великих гироев, асвободили в честь днюхи светлейшево исламсково Мохемеда.
- Мы ето ценим шопездецц! – хорам пракричале заложнике. - И дажи абязуемсо не пришевать обратна крайнюю плодь, даже есле ее для нас вырастяд из ствалавых клетог.
- Я тофы абиффяю, - сказала английское пелотко.
- Ну, ладно. Аллах, ясен хуй, окбар, - скозал Ахмади-нежыд на прощание и встал. – Уебувайте, что ле.
Заложнике гузьком пошли к летнаму полю.
- Да, чуть не зобыл - акрикнул их эфенди Махмут и онглечане замерли, мгновенна схватившесь за жоппы. – Я нодеюсь панятна… ничево личнава.
© creomania.com