однажды...

Однажды бездомный пес Дорофеич свалился в канаву. Вот так, просто бежал по дорожке да и свалился. А ведь день ничем не предвещал подобного поворота событий. И солнце казалось бы светило ему прямо в глаза, пытаясь продереться своими лучами сквозь немного свалявшуюся, но тем не менее густую и не считая естественного собачьего запаха вовсе не вонючую шерсть. Да и сердобольная старушка на углу 25 дома отдала ему целую большую сардельку, ощущать которую было очень даже приятно. Да и выспался он отменно. Никто не мешал прошлой ночью, под теплой батареей в парадном не было ни одного бомжа. И только один человек, проходя мимо что то проворчал про грязную псину, но под ребра не двинул, а слова, как известно, не блохи... Не кусают. И вот тебе на. А ведь о чем то таком говорил вчера Степаныч, бездомный сеттер из детского сада напротив. Он что то говорил о том что связисты (они чище сантехников) вырыли канаву под третим парадным, и даже мостика не поставили. Просто воткнули несколько веток по периметру. А Дорофеич, был слишком занят своими мыслями чтобы обратить на этот незначительный факт хоть сколько-нибудь внимания.

И вот теперь в канаве. А такие мысли ласкали его сознание еще две секунды назад. Ведь именно вчера та самая болонка из 14 дома повела перед ним хвостом... И вовсе не глядя на то что Дорофеич был не молодым уже псом, именно вчера, его настигло то, о чем шепчутся в мае на скамейках молодые люди, томно заглядывая друг другу в глаза и пожимая руки. Любовь, пожалуй это так называется... И канава... О чем может думать пес в канаве? Да о чем... выбраться срочно!

Дорофеич стал взбираться по стене из оплывшей влажной весенней глины, стараясь выбраться. Он рвался на волю. И ради чего? Просто чтобы убежать от своего страха. Даже не от страха смерти, а от страха потери свободы. От страха замкнутого пространства. и неужели он никогда так и не увидит ни их двора, ни болонку. Да черт возьми, даже дворник Прохор, ругавший пса ковырявшегося в помойке. И единственное напоминание о бывшей свободе, клочок поразительно синего весеннего неба над головой, только неровные края неприступных стен канавы окаймляли его.

Он устал. Запыхавшийся, лег на дно канавы и примостив голову на сложеные передние лапы задумался. А ведь как нужно было прожить жизнь, чтобы сдохнуть никомуненужным бродягой? Он стал вспоминать. Это только людям кажется, что животные не умеют думать и помнить. Это только люди считают себя безраздельными хозяевами вселенной. А что нужно собаке...

Родился он не в этом дворе. Даже не в этом городе. Родися он у дворовой Жучки в деревне, верстах в пятидесяти. Родилось их шестеро. Но пятерых хозяева утопили в эмалированом ведре в коровнике, чтобы мать их, мучавшаяся родами долго, не смогла помешать этому процессу. А он чудом жив остался, потому как был увлечен материнской сиськой и не пополз пищать по конуре, как остальные. И мать его, уразумев что люди убили остальных ее детей, берегла Дорофеича пуще своей девичьей чести. Однажды даже тяпнула (не больно) хозяйского сынишку, за что и получила веником по морде от хозяйки. Но Дорофеича не отдала. А хозяева потом смирились, пущай живет, кабыздох, мож и толк с него будет.

Но с самых ранних дней своей жизни Дорофеич более материнского молока полюбил свободу. И сытая жизнь цепного пса (тогоже соседского Полкана, огромной кавказской овчарки) не была для него искомым и желанным пристанищем. Немного подросший, он частенько убегал к луже за двором, где мог часами бегать за лягушками или спать в траве под стрекот кузнечиков. А однажды...

Однажды он прибежал на станцию и прыгнул в стоявшую у перрона электричку увязавшись за какой то бабой в фуфайке от которой так соблазнительно пахло домашней колбасой. Так и очутился в этом городе, потеряв в одночасье все что мог назвать своей жизнью, и приобретя только ЕЕ, полную свободу...

Но свобода не была медом, и вот однажды его очень сильно побили камнями мальчишки, и ему пришлось долго зализывать себе раны в сыром подвале, лишь ночью выходя из своего убежища, чтобы поживиться толстыми и неповоротливыми крысами...

И жизнь стала похожа на одно сплошное однажды, как -то круто повернув в первый раз, и начав после этого быть сплошной чредой поворотов. Их стало так много, что всех и не упомнишь. Вплоть до этой самой злосчастной канавы.

- Эй, дружок!,- голос сверху пробудил Дорофеича от оцепенения, вызваного сплошным потоком воспоминаний. Он поднял голову. На краю канавы стоял молодой человек в робе, почище чем у сантехников. "наверное будет бить",- подумал Дорофеич. Но сил как то не было. Да и куда мжно сбежать из замкнутого пространства. "Ну и пусть. Надоели мне эти "однажды"...
- Давай я тебя выну,- молодой человек сустился в канаву, взял на руки зажмурившегося от страха Дорофеича и вынул его на поверхность.,- Беги, дурашка. На вот котлету и беги, может однажды...

Дорофеич с боязнью взял котлету с руки молодого рабочего. От его рук вовсе не веяло опасностью, скорее наоборот...

Вечером, свернувшись калачиком под той же батареей, Дорофеич сладко уснул, с мыслью о том, что хорошо бы, поболее таких "однажды" так положительно заканчивались. А уже утром Тот же рабочий забрал Дорофеича к себе, и на выходных отвез к родителям в деревню. Ту самую откуда в свое время и начались все приключения пса... Вот тебе и "однажды"...